| Главная » Статьи » История |
Основные этапы культурно-исторического процесса
| Культурно-исторический процесс непрерывен. Подвижны и условны хронологические грани, устанавливаемые историками. Но, помня об этом, нельзя не видеть три крупные полосы в русской общественно-культурной жизни последней четверти века перед Великим Октябрем 1917 г. Десятилетие, примерно от середины 90-х гг. 19 в. и включительно по 1904 г., является первой из этих полос. Это десятилетие - канун первой революции в России. Вторая, короткая по времени, но важнейшая по значению в истории нашего Отечества, определенная в своей целостности полоса - годы первой русской революции 1905 - 1907 гг. Необходимо еще заметить, что при всей определенности и цельности вторая полоса по преобладающим в ней общественным настроениям близка и схожа с первой. Третья полоса - время между двумя революциями, десятилетие 1907-1917 гг. Внутри этой полосы заметно различаются два этапа: 1907 - примерно 1911 гг. и время нового подъема революционного движения, первой мировой войны и февральской буржуазно-демократической революции в России. Культура и духовная жизнь нации связаны с социально-политической историей страны. Культурный процесс в целом и отдельные проявления культурной жизни могут быть понимаемы только при ясном представлении политической обстановки, условий, времени и места их возникновения. Подъем освободительного движения перед первой русской революцией (примерно 1894-1904) был определяющим фактором политической действительности. Это был третий, демократический подъем в истории капиталистической России, определившийся к рубежу 19 и 20 вв. А к 1904 г., в обстановке неудач царизма в русско-японской войне и в опытах насаждения полицейского социализма (зубатовшина), в условиях нарастания стачечного движения рабочих и массовых выступлений крестьян, он перерос во всероссийскую революционную ситуацию. Главной особенностью этого всероссийского демократического подъема было все более крепнувшее выступление рабочей демократии. Идеи рабочей демократии гораздо сильнее, чем когда-либо раньше в русской истории, стали привлекать к себе трудящиеся массы. В этом подъеме участвовала и такая важная сила, как демократическая интеллигенция и прогрессивные тогда еще либерально-буржуазные слои общества. Общенациональный демократический подъем определяюще сказывался во всех областях культурной жизни. Движение различных общественных кругов за освобождение от политического гнета самодержавного режима, тяга к просвещению, знаниям, науке, боевые, наступательные настроения характеризовали это десятилетие. «У обществ бывают свои настроения и предчувствия. Такое настроение, смутное, но широко охватывающее всех, и дает то, что принято называть «духом времени», - писал В. Г. Короленко в 1905 г., завершая первый том «Истории моего современника». Чаяние перемен и страх перед ними, живое чувство их ощутимой близости сказывалось на всех социальных слоях, выступало в разном конкретном выражении у представителей различных направлений общественной мысли России. Но «дух времени» гласил одно: так дальше быть не может, перемены будут, они близки... С середины 90-х гг. 19 в. начался новый период в истории российского пролетариата - класса, жизнь и борьба которого являлась определяющей силой в исторических судьбах России. Начался пролетарский период революционного движения в нашей стране. «Пролетарская борьба захватывала новые слои рабочих и распространялась по всей России, влияя в то же время косвенно и на оживление демократического духа в студенчестве и в других слоях населения». Демократический дух, воспрянувший с новой силой, определил боевое настроение «Песни о Соколе» (1895) и «Песни о Буревестнике» (1901) молодого Максима Горького. На просторах России зазвучала революционная песня Л. П. Радина «Смело, товарищи, в ногу» (1897). Вскоре получили известность пророчески простые строфы «Интернационала» Эжена Потье в переводе А. Я. Коца (1902) . «...Почуялась огромная, прочная новая сила, уверенно выступающая на арену русской истории, - вспоминал В. В. Вересаев. - Совсем новые люди были кругом - бодрые, энергичные, с горящими глазами и с горящими сердцами. Дикою и непонятною показалась бы им проповедь «счастья в жертве», находившая такой сочувственный отклик десять лет назад. Счастье было в борьбе - в борьбе за то, во что верилось крепко, чему не были страшны никакие «сомнения» и «раздумия». Явление нового века в общественном сознании современников выразилось в успешной, победоносной борьбе марксистов против изжившей себя народнической идеологии. Десятилетие (1894-1904) от первого крупного выступления В. И. Ленина против Н. К. Михайловского и других идеологов народничества и до кануна первой революции было временем широкого распространения марксизма в России. Марксизм овладевал общественным сознанием. На некоторое время он стал модным течением даже для широких слоев демократической интеллигенции. На этой почве возник российский «легальный марксизм» - отражение марксизма в буржуазном сознании. В книге П. Б. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» (1894) отчетливо выступил отечественный ревизионизм, объективно направленный против революционного учения К. Маркса. В этой книге уже обозначилась, по словам В. И. Ленина, манера «...образованных русских буржуа проводить свои взгляды и пожелания под прикрытием «марксизма»,- очищенного от революционности». И в то же время ощущение неслыханных перемен наполняло и окрашивало общественные настроения, создавало своеобразный дух времени. Бодростью и верой в свои силы и победу революции проникнут был российский пролетариат. Его борьба воодушевляла демократический дух других слоев населения. Тягостной, мертвящей апатией, предчувствиями конца и краха пронизаны были настроения многих владельцев дворцов и роскошных особняков, собственников доживавших последние годы дворянских усадеб. Меланхолией и усталостью исполнены слова А. С. Суворина, властителя дум буржуазной журналистики, открывающие его дневник за 1900 г. - первый год двадцатого века: «Новый век или нет? Все равно. Лет десять тому я напечатал, что не буду жить в новом веке. Л. Н. Толстой спросил меня: «Почему вы так думаете?» Я сказал, что 10 лет трудно прожить». Меланхолия и усталость на пороге нового века не помешали Суворину заметить резко обозначившееся противостояние классовых сил, проявления классовой борьбы. В письме к публицисту В. В. Розанову от 14 сентября 1899 г. Суворин оспаривал мнение последнего, будто бы «нынешнее время вялое, скучное». «А мне думается, - писал Суворин, - что начинается некоторое повторение 60-х годов... Мы дождемся чего-нибудь яркого. Я вижу здесь помещиков, среди которых есть просвещенные и умные люди. Один из последних сказал мне на днях: «поверьте, что будет пугачевщина, - не такая как была, но вроде той, что была». Отношения помещиков и крестьян - прямо боевые. Обе стороны стоят друг против друга с кулаками. Рабочие и фабриканты - то же самое... Как и чем живет народ - это ужас! Это рабы, ждущие Спартака». Нововременские журналисты дождались яркого: оба, и Суворин и Розанов, увидели собственными глазами первую революцию в России. Понимание начала нового века как конца всей прошлой истории царской России своеобразно выразилось в нелегальной брошюре, изданной вскоре после воцарения Николая 11 (20 октября 1894 г.): только что вступивший на престол царь именовался в ней «последним». Эпитет оказался пророчески верным. Свержение этого царя оказалось концом монархии в России. Трехлетие революционных потрясений 1905, 1906 и отчасти 1907 гг. было ознаменовано в духовной жизни России необыкновенным ростом всеобщего интереса к политике, ростом потребности разных слоев населения самим разбираться в политике, делать политику. Сама революция явилась, по словам М. Горького, «актом великого культурного значения. Осмысливая по-своему опыт революционных потрясений, Лев Толстой сетовал в 1908 г. по поводу того, как русский народ «удивительно быстро научился делать революцию и парламенты». Революционные события прежде всего и связанные с ними повороты и изгибы правительственной политики вызывали непосредственные живые отклики в общественно-культурной жизни. С предельной ясностью противостояли друг другу революция и силы реакции во главе с самодержавием. Среди деятелей культуры происходило куда более отчетливое, чем прежде, размежевание между этими двумя станами. Демократические и социалистические силы культуры решительно стремились к революции. В то же время, увидев воочию, какой грозной революционной силой стала рабочая демократия, либеральная буржуазия повернула вправо от былых оппозиционных настроений. Либеральные круги с надеждой смотрели на правительство и царя. Годы между первой и второй революциями (1907 - 1917) М. Горький называл печальнейшими и постыднейшими в истории русской интеллигенции. Добавим - в истории буржуазной русской интеллигенции. Действительно, интеллигенция, оставшаяся в рамках буржуазного общества и его идеологии, в том числе и творческая интеллигенция, неприглядно проявила себя в эти годы. Поражение первой русской революции, мрачный период жестокой реакции, столыпинщины, военно-полевых судов, виселиц, расцвета политической провокации, распутинщины и кровавых погромов, культивирования и разжигания националистических страстей, сфабрикованных судебных процессов, годы лицемерного ораторствования в 3 и 4 Государственных думах, наконец, годы широчайшей волны великодержавного шовинизма в начале первой мировой войны - все это тяжко отозвалось во всем культурно-историческом процессе, болезненно сказалось на литературной, театральной, художественной жизни страны. Тягостными, сумбурными, раздираемыми кричащими противоречиями были общественные настроения этого последнего десятилетия в истории царской России. Буржуазная нация доживала свой век. Гнилостные продукты распада буржуазно-помещичьей идеологии болезнетворно действовали на общественно-культурную жизнь страны. Предательство, отречение, ренегатство по отношению к революции, потерпевшей поражение, ко всем общественно-демократическим традициям и идеалам выдавалось в годы реакции за доблесть, за проявление самостоятельности. «Веховщина» мутным половодьем захлестывала общественные нравы и вкусы. Сатира вырождалась в мелкотравчатый юмор, в смехачество на «вечные» темы - муж-рогоносец, пьянчужки, капризы моды, пресловутое женское легкомыслие... Нигилистический, бездумный смешок надо всем и вся, ирония как непременная принадлежность всякого мало-мальски себя уважающего человека из общества получили всероссийское распространение. С горечью писал об этом явлении как о болезни личности, как о болезни «индивидуализма» А. Блок в статье, так и названной «Ирония» (ноябрь 1908 г.): «Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь - сродни душевным недугам и может быть названа «иронией». Ее проявления - приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается - буйством и кощунством». Поэт призывал современников решительно избавляться от этого злого недуга. Разные «вопросы» высыпались, как из ящика Пандоры: проблема пола, проблема семьи, проблема сравнительной ценности жизни и смерти, обсуждение причин катастрофически росшего в среде молодежи числа самоубийств, проблемы палача и смерти, преступления и наказания, богоборчества, богостроительства и богоискательства и много-много других. В конечном итоге все эти «вопросы» и «проблемы» объективно призваны были составлять новую духовную пищу для общественной мысли, вытеснить собою и заменить настоящие злободневные социальные и политические вопросы, живые интересы. Проблема пола и богоискательство заняли едва ли не главное место в литературе и искусстве после 1907 г. В повседневном общественно-литературном быту первая проблема проявлялась в обилии сексуальных тем, в гимнах «свободной любви», в поэтизации «жриц любви» и домов терпимости, в разгуле порнографии в буржуазной печати, на выставках, в театрах. Даже далеко не всегда разборчивый в способах наживать деньгу на культуре (книгоиздательство, газетное дело, свой театр), но не лишенный вкуса А. С. Суворин, оставшись наедине с собою, заносил в дневник (запись от 14 июня 1907 г.) горестные заметки: «Декаденты распложают похабщину. Есть журнал, печатающий исключительно порнографию, историю проституции, маркиза де-Сада, Казанову и т. п. Новые беллетристы собаку съели на женском теле». Самыми шумно-скандальными литераторами в годы реакции оказались М. Арцыбашев и А. Каменский. Первый наделал шуму своим романом «Санин» (1907), второй натуралистическими «Легкомысленными рассказами», и особенно романом «Люди». Об этих произведениях К. И. Чуковский писал, как об «идейной порнографии» (1908), другой критик - как об,«апофеозе оголения» (1910), третий вскрывал «мышиные идеалы» А. Каменского. Итог нравственной философии героя «Санина» выражен в его сентенции «Противная штука человек». Объективное общественное значение нахально-развязных, скотски грубых похождений, изречений Санина критик-марксист В. В. Воровский (1909) объяснил как сумму черт, которые означают «отказ от полувековой традиции разночинной интеллигенции и прежде всего отказ от служения угнетенным классам - в общественной жизни, отказ от императива долга - в личной». Арцыбашев и А. Каменский - не одиночки. Налет эротики лежал на многих произведениях тех лет С. Н. Сергеева-Ценского, А. И. Куприна, В. К. Винниченко, М. А. Кузмина... Богоискательство занимало в общественно-культурной жизни буржуазно-интеллигентских кругов в период 1907-1917 гг. не меньшее место, чем так называемая «проблема пола». «Тогда, после первой революции, многие кинулись к вере. Таково было время, такова мода», - вспоминал художник-реалист М. В. Нестеров, который и сам в это время отдал значительную дань моде в трактовке религиозно-национальных сюжетов некоторых своих картин. «В нашем отечестве сейчас,- писал в 1909 г. журналист А. Яблоновский, - внимание общества как бы раскололось на три части и фиксируется на богоискательстве, на порнографии и на атлетической борьбе». Приведя эти слова в первых строках серии своих статей «О так называемых религиозных исканиях в России» (1909) Г. В. Плеханов заметил: «К сожалению, это очень похоже на правду». Это не было только похожим на правду. Это было правдою. Авторитет, престиж, святость официальной церкви после событий 1905 г. (в свете активной роли многих представителей православного духовенства в черносотенных организациях) пали до чрезвычайности. Шатание умов обнаруживалось с большой очевидностью и в среде самих духовных лиц. Воронежский священник Замахов на беседе духовенства (1907) заявил ни мало ни много, что Христос, де, был «первым революционером»~. На страницах «Русского богатства» (1912) воспроизведены горестные сетования некоего сельского попика: «...Никогда не было такого ужасающе спокойного, молчаливого отпадения от церкви как ныне. Точно дух жизни угас в церкви. Повторяю: не одна интеллигенция ушла,- народ ушел... надо в этом сознаться, - я, ведь, два года был сельским священником». Внутренние противоречия обострялись в среде самого духовенства. Многие духовные лица были недовольны синодальным управлением церковью. Самая идея монастырского общежития, совместных трудов общины (коммуны) монашествующих братьев стала казаться крамольной. Съездивший на Валаамские острова в знаменитый монастырь, широко рекламируемый как пример «трудовой общины», демократический публицист М. Новорусский писал о высшем клире православной церкви тех лет: «Этот злосчастный коммунизм стоит у них, как бельмо на глазу. Они вынуждены защищать его, когда его устрояют иноки, и нападать на него, когда о нем говорят социалисты». Даже писатель Д. Мережковский, сердцу и разуму которого были . близки интересы религии, констатировал в статье «Исполнение церкви» край-не неприглядное состояние церкви в России той эпохи: «Какая идея для современных среднекультурных людей самая невместимая, непредставимая, как четвертое измерение непредставимо для обитателя трех измерений? На этот вопрос можно ответить, не задумываясь: идея церкви, свободного и любовного соединения людей в боге. В самом деле, что такое церковь для среднекультурного человека наших дней? В лучшем случае - великолепный археологический памятник, а в худшем - неубранный хлам или тот снег на дне оврага весною, который не хочет таять, когда все уже растаяло. Убежище темных душ, еще не рожденных к свету сознания или умерших заживо. Место великого запустения - «обиталище для всякой нечистой птицы», как говорит пророк о Сионе разрушенном. Стоит упасть лучу на дно оврага, - и снег растает; стоит просветить темные души, - и церковь исчезнет» . Господствующая церковь и официальное православие оскудели силами, обветшали. Ширившиеся в России в обстановке засилья реакции религиозно-общественные искания шли мимо и вне их, зачастую совсем даже не «Около церковных стен» - как назвал двухтомное собрание своих статей консервативный публицист и философ В. В. Розанов. Глубинную социально-политическую -и культурную подоснову богостроительских исканий и проповедей очень четко обнажил В. И. Ленин, когда писал в сентябре 1909 г.: «Эта проповедь стала систематической именно за последние полтора года, когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер». Не «около церковных стен» шли поиски средств к оживлению религии, не духовные лица, а миряне занялись в ту эпоху сочинением новой религии. Искали, открывали, сочиняли новые верования писатели и публицисты (Д. С. Мережковский, Д. В. Философов, Вяч. И. Иванов, В. В. Розанов и другие). В тех же поисках участвовали и кое-кто из бывших «легальных марксистов» (С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев). Центрами религиозных исканий в учено-литературной среде стали собрания Религиозно-философского общества в Петербурге и Москве, где с лекциями, докладами и в диспутах выступали Н. Минский, Андрей Белый, А. Блок, Д. Мережковский, З. Гиппиус, В. Розанов; бывали в этих собраниях и художники И. Е. Репин, А. Н. Бенуа, М. В. Нестеров; писатели В. Я. Брюсов, М. М. Пришвин и многие другие. Богостроительство, мало чем по сути отличное от богоискательства, захватило даже на время кое-кого из социал-демократов. Талантливый литератор, революционер-большевик А. В. Луначарский в те годы был одним из активных сторонников богостроительства. Будущее он предвозвещал «научному социализму в его религиозном значении». В двухтомном сочинении «Религия и социализм» (1908, 1911) Луначарский старался доказать, что «философия Маркса есть философия религиозная», что будто и «она вытекает из религиозных мечтаний прошлого», что научный социализм, воспринимаемый как религия, обретает величайшую силу. Под влияние богостроительства попал старый социал-демократ (большевик в период первой русской революции) В. А. Базаров (Руднев). Увлекся богостроительством на недолгое время и М. Горький, что нашло свое художественное отражение в повести «Исповедь» (1908). Г. В. Плеханов, написавший серию статей «О так называемых религиозных исканиях в России» (1909), назвал религию, изображенную Луначарским, «душегрейкой для интеллигентских душ, не вынесших ударов 1905 - 1906 гг.» В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» (1908 - 1909), во многих статьях, выступлениях, письмах подверг критике несостоятельность и противоестественность построений богоискателей и богостроителей. Центральный орган большевиков газета «Пролетарий» в статьях «Не по дороге», «Религия против социализма. Луначарский против Маркса» показала вредность и вздорность заблуждений богостроителей. Период между революциями 1905 - 1907 и 1917 гг. для всех социально менее устойчивых и политически менее сознательных слоев был временем пессимизма и разочарования в идеях демократии. Болезненно и тягостно сказались эти годы в истории русской культуры. Однако силы реалистического искусства, связанного с жизнью, бытом и заботами демократических масс населения, с трудом и борьбою рабочего класса и крестьянства, несмотря на крайне сложные и трудные условия развивались и крепли. Особенно активно элементы демократической и социалистической культуры стали .проявляться с 1911-1912 гг., с началом нового подъема рабочего движения. Реалистические начала в искусстве и литературе последовательно отстаивали и развивали в эти годы революционные марксисты во главе с В. И. Лениным. За высокохудожественную, правдивую и нужную народу литературу, за искусство, которое освещало, бы жизнь, открывало бы людям глаза на мир, выступал М. Горький. Весной 1914 г. В. И. Ленин писал в журнале «Современный мир»: «От бурной эпохи 1905 года нас отделяет менее десяти лет, а между тем перемена, которая произошла за это короткое время в России, кажется громадной. Россия как будто сразу превратилась из патриархальной в современную капиталистическую страну». Накануне первой мировой войны заметно начали усиливаться и крепнуть передовые, критические, свободолюбивые общественные настроения. Господствующая буржуазная, помещичья, поповская и черносотенная культура явно деградировала. Ростки, элементы новой, народной культуры, поддерживаемые революционной рабочей демократией и тяготевшими к ней массами трудового крестьянства, заметно усиливались в эти годы. Пролетарские поэты «Правды», М. Горький и молодой В. В. Маяковский, выступали как представители этой новой культуры. Маяковский предвидел: Где глаз людей обрывается куцый, Главой голодных орд, В терновом венце революций Грядет шестнадцатый год. В программном стихотворении «Вам!», написанном в разгар войны (1915), поэт раскрыл лицемерность и лживость псевдо патриотических буржуазных вожаков: Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?! Еще в преддверии Октября он же бросил провидческое двустишие, вскоре ставшее песенкой революционных матросов, шедших на штурм Зимнего дворца: Ешь ананасы, рябчиков жуй, День твой последний приходит, буржуй. Неизвестный поэт в стихотворении «Привет товарищам», напечатанном в «Правде» 12 марта 1917 г., сразу же после свержения самодержавия, уже пророчески видел как ...над руинами царизма, Над пеплом царевых палат Поднимет флаг социализма Свободный пролетариат! Черты грядущей социалистической культуры зримо проступали в жизни России накануне 1917 г. | |
| Просмотров: 1541 | |